Жуковский I. В тот год осенняя погода Стояла долго на дворе, Зимы ждала, ждала природа. Снег выпал только в январе На третье в ночь. Проснувшись рано, В окно увидела Татьяна Поутру побелевший двор, Куртины, кров. А.С. Пушкин Евгений Онегин, глава 5 I. В тот год осенняя погода Стояла долго на дворе, Зимы ждала, ждала природа. Снег выпал только в январе На третье в ночь. Проснувшись рано, В окно увидела Татьяна Поутру побелевший двор, Куртины, кровли и забор, На стеклах легкие. Протяженное лето того года, когда в деревню прибыл Онегин, лето, затянувшееся до ноября, Пушкин описал еще в Четвертой главе романа, что отметил В. В. Набоков в комментарии к стиху “Снег выпал только в январе ”.
В тот год осенняя погода
Он отрады Во всех печалях ей дарит И безотлучно с нею спит. Ее тревожит сновиденье. Не зная, как его понять, Мечтанья страшного значенье Татьяна хочет отыскать. Татьяна в оглавленье кратком Находит азбучным порядком Слова: бор, буря, ведьма, ель, Еж, мрак, мосток, медведь, мятель И прочая. Ее сомнений Мартын Задека не решит; Но сон зловещий ей сулит Печальных много приключений.
Дней несколько она потом Все беспокоилась о том. Но вот багряною рукою 34 Заря от утренних долин Выводит с солнцем за собою Веселый праздник имянин. С утра дом Лариных гостями Весь полон; целыми семьями Соседи съехались в возках, В кибитках, в бричках и в санях. В передней толкотня, тревога; В гостиной встреча новых лиц, Лай мосек, чмоканье девиц, Шум, хохот, давка у порога, Поклоны, шарканье гостей, Кормилиц крик и плач детей.
С своей супругою дородной Приехал толстый Пустяков; Гвоздин, хозяин превосходный, Владелец нищих мужиков; Скотинины, чета седая, С детьми всех возрастов, считая От тридцати до двух годов; Уездный франтик Петушков, Мой брат двоюродный, Буянов, В пуху, в картузе с козырьком 35 Как вам, конечно, он знаком , И отставной советник Флянов, Тяжелый сплетник, старый плут, Обжора, взяточник и шут. Меж ветхих песен альманаха Был напечатан сей куплет; Трике, догадливый поэт, Его на свет явил из праха, И смело вместо belle Nina Поставил belle Tatiana. И вот из ближнего посада Созревших барышень кумир, Уездных матушек отрада, Приехал ротный командир; Вошел... Ах, новость, да какая!
Музыка будет полковая! Полковник сам ее послал. Какая радость: будет бал! Девчонки прыгают заране; 36 Но кушать подали.
Четой Идут за стол рука с рукой. Теснятся барышни к Татьяне; Мужчины против; и, крестясь, Толпа жужжит, за стол садясь. На миг умолкли разговоры; Уста жуют. Со всех сторон Гремят тарелки и приборы Да рюмок раздается звон.
Но вскоре гости понемногу Подъемлют общую тревогу. Никто не слушает, кричат, Смеются, спорят и пищат. Вдруг двери настежь. Ленской входит, И с ним Онегин.
Сажают прямо против Тани, И, утренней луны бледней И трепетней гонимой лани, Она темнеющих очей Не подымает: пышет бурно В ней страстный жар; ей душно, дурно; Она приветствий двух друзей Не слышит, слезы из очей Хотят уж капать; уж готова Бедняжка в обморок упасть; Но воля и рассудка власть Превозмогли. Она два слова Сквозь зубы молвила тишком И усидела за столом. Траги-нервических явлений, Девичьих обмороков, слез Давно терпеть не мог Евгений: Довольно их он перенес. Чудак, попав на пир огромный, Уж был сердит.
Но, девы томной Заметя трепетный порыв, С досады взоры опустив, Надулся он и, негодуя, Поклялся Ленского взбесить И уж порядком отомстить. Теперь, заране торжествуя, Он стал чертить в душе своей Каррикатуры всех гостей. Конечно, не один Евгений Смятенье Тани видеть мог; Но целью взоров и суждений В то время жирный был пирог К несчастию, пересоленный Да вот в бутылке засмоленной, Между жарким и блан-манже, Цимлянское несут уже; За ним строй рюмок узких, длинных, Подобно талии твоей, Зизи, кристал души моей, Предмет стихов моих невинных, Любви приманчивый фиял, Ты, от кого я пьян бывал!
Инверсия «увидела Татьяна» живо рисует девушку, разглядывающую в окно преображенный пейзаж. Газон, клумба, участок парка. Зимний убор украсил все вокруг, включая кровли и забор. Да и стекло в XIX веке уже получившее широкое распространение в окнах разрисовано затейливыми узорами, созданными кистью мороза. Метафора «деревья в серебре» передает любование поэта открывшейся картиной, впрочем, как и эпитет «веселых».
В финале — апофеоз торжества зимы: блистательные ковры, устлавшие округу, блистание чистого, нетронутого снега в солнечное утро. Пятая глава «Евгения Онегина» А.
Татьяна, по совету няни Сбираясь ночью ворожить, Тихонько приказала в бане На два прибора стол накрыть; Но стало страшно вдруг Татьяне... И я - при мысли о Светлане Мне стало страшно - так и быть... С Татьяной нам не ворожить. Татьяна поясок шелковый Сняла, разделась и в постель Легла. Над нею вьется Лель, А под подушкою пуховой Девичье зеркало лежит.
Утихло все. Татьяна спит. И снится чудный сон Татьяне. Ей снится, будто бы она Идет по снеговой поляне, Печальной мглой окружена; В сугробах снежных перед нею Шумит, клубит волной своею Кипучий, темный и седой Поток, не скованный зимой; Две жордочки, склеены льдиной, Дрожащий, гибельный мосток, Положены через поток: И пред шумящею пучиной, Недоумения полна, Остановилася она. Как на досадную разлуку, Татьяна ропщет на ручей; Не видит никого, кто руку С той стороны подал бы ей; Но вдруг сугроб зашевелился, И кто ж из-под него явился? Большой, взъерошенный медведь; Татьяна ах! Она, взглянуть назад не смея, Поспешный ускоряет шаг; Но от косматого лакея Не может убежать никак; Кряхтя, валит медведь несносный; Пред ними лес; недвижны сосны В своей нахмуренной красе; Отягчены их ветви все Клоками снега; сквозь вершины Осин, берез и лип нагих Сияет луч светил ночных; Дороги нет; кусты, стремнины Метелью все занесены, Глубоко в снег погружены.
Татьяна в лес; медведь за нею; Снег рыхлый по колено ей; То длинный сук ее за шею Зацепит вдруг, то из ушей Златые серьги вырвет силой; То в хрупком снеге с ножки милой Увязнет мокрый башмачок; То выронит она платок; Поднять ей некогда; боится, Медведя слышит за собой, И даже трепетной рукой Одежды край поднять стыдится; Она бежит, он всё вослед: И сил уже бежать ей нет. Упала в снег; медведь проворно Ее хватает и несет; Она бесчувственно-покорна, Не шевельнется, не дохнет; Он мчит ее лесной дорогой; Вдруг меж дерев шалаш убогой; Кругом всё глушь; отвсюду он Пустынным снегом занесен, И ярко светится окошко, И в шалаше и крик, и шум; Медведь промолвил: здесь мой кум: Погрейся у него немножко! И в сени прямо он идет, И на порог ее кладет. Опомнилась, глядит Татьяна: Медведя нет; она в сенях; За дверью крик и звон стакана, Как на больших похоронах; Не видя тут ни капли толку, Глядит она тихонько в щелку, И что же видит?.. Еще страшней, еще чуднее: Вот рак верьхом на пауке, Вот череп на гусиной шее Вертится в красном колпаке, Вот мельница вприсядку пляшет И крыльями трещит и машет: Лай, хохот, пенье, свист и хлоп, Людская молвь и конский топ! Онегин за столом сидит И в дверь украдкою глядит. Он знак подаст: и все хлопочут; Он пьет: все пьют и все кричат; Он засмеется: все хохочут; Нахмурит брови: все молчат; Он там хозяин, это ясно: И Тане уж не так ужасно, И любопытная теперь Немного растворила дверь...
Вдруг ветер дунул, загашая Огонь светильников ночных; Смутилась шайка домовых; Онегин, взорами сверкая, Из-за стола гремя встает; Все встали; он к дверям идет. И страшно ей; и торопливо Татьяна силится бежать: Нельзя никак; нетерпеливо Метаясь, хочет закричать: Не может; дверь толкнул Евгений: И взорам адских привидений Явилась дева; ярый смех Раздался дико; очи всех, Копыта, хоботы кривые, Хвосты хохлатые, клыки, Усы, кровавы языки, Рога и пальцы костяные, Всё указует на нее, И все кричат: мое! Младая дева с ним сам-друг; Онегин тихо увлекает 32 Татьяну в угол и слагает Ее на шаткую скамью И клонит голову свою К ней на плечо; вдруг Ольга входит, За нею Ленской; свет блеснул; Онегин руку замахнул, И дико он очами бродит, И незваных гостей бранит; Татьяна чуть жива лежит. Спор громче, громче; вдруг Евгений Хватает длинный нож, и вмиг Повержен Ленской; страшно тени Сгустились; нестерпимый крик Раздался... И Таня в ужасе проснулась... Глядит, уж в комнате светло; В окне сквозь мерзлое стекло Зари багряный луч играет; Дверь отворилась. Ольга к ней, Авроры северной алей И легче ласточки, влетает; "Ну, - говорит, - скажи ж ты мне, Кого ты видела во сне?
Но та, сестры не замечая, В постеле с книгою лежит, За листом лист перебирая, И ничего не говорит. Сие глубокое творенье Завез кочующий купец Однажды к ним в уединенье И для Татьяны наконец Его с разрозненной Мальвиной Он уступил за три с полтиной, В придачу взяв еще за них Собранье басен площадных, Грамматику, две Петриады, Да Мармонтеля третий том. Мартин Задека стал потом Любимец Тани... Он отрады Во всех печалях ей дарит И безотлучно с нею спит. Ее тревожит сновиденье. Не зная, как его понять, Мечтанья страшного значенье Татьяна хочет отыскать.
Может быть нужно читать между строк? Может здесь, не побоимся этого предположения, о каком другом «возмущении», и не только погодном, указано? А ведь правда! Ведь же было «возмущение»! Так это же поэт возможно о восстании декабристов написал!? Ну конечно же, чтобы обойти цензуру, написал про погоду, которая осенняя, а значит и ненастная, а значит с ветрами и бурями, ну понятно…. Ну, а может быть, все же просто он проснулся третьего генваря 1826 года, взглянул через заиндевевшее окно и увидел как «дворовый мальчик…» и т. Ну это слишком банально, когда такие события в столице…. Так может быть нам обратиться к истории декабрьского «возмущения», может там что интересное про погоду найдем? Самое простое — взглянуть на картины; есть же полотна и даже вполне известных живописцев той эпохи про сие событие. Вот, например, классическая картина В. Тимма «Лейб-гвардии Конный полк во время восстания 14 декабря 1825 года на Исаакиевской площади». На полотне мостовая написана белилами — то есть она под снегом? Так подробно выписаны скачущие кони, стройные ряды полков, хмурое небо, заснеженная мостовая… Видимо, с натуры писал живописец сию мостовую? Возможно он с мольбертом в тот день оказался вблизи Сенатской площади и успел, так сказать, запечатлеть?! Но, увы, в год восстания декабристов Тимму было пять лет и жил он в Риге, а сама картина была им написана в 1853 году. Так может ему про погоду в тот исторический день рассказал муж его сестры, также живописец, Карл Брюллов? Увы, Карл Павлович в тот год изучал шедевры живописи в Италии.
Евгений Онегин (роман)
Выводит солнце за собою, - и проч. Фонвизина "Бригадир". Пушкина "Опасный сосед".
Блеснул мороз, и рады мы Проказам матушки-зимы. Теперь моя пора... Суровою зимой я более доволен, Люблю её снега; в присутствии луны Как лёгкий бег саней с подругой быстр и волен, Когда под соболем, согрета и свежа, Она вам руку жмёт, пылая и дрожа!
Снег выпал только в январе На третье в ночь.
Проснувшись рано, В окно увидела Татьяна Поутру побелевший двор, Куртины, кровли и забор, На стеклах легкие узоры, Деревья в зимнем серебре, Сорок веселых на дворе И мягко устланные горы Зимы блистательным ковром. Все ярко, все бело кругом.
ХLIV И снова, преданный безделью, Томясь душевной пустотой, Уселся он - с похвальной целью Себе присвоить ум чужой; Отрядом книг уставил полку, Читал, читал, а всё без толку: Там скука, там обман иль бред; В том совести, в том смысла нет; На всех различные вериги; И устарела старина, И старым бредит новизна. Как женщин, он оставил книги, И полку, с пыльной их семьей, Задёрнул траурной тафтой. Мне нравились его черты, Мечтам невольная преданность, Неподражательная странность И резкий, охлаждённый ум. Я был озлоблен, он угрюм; Страстей игру мы знали оба; Томила жизнь обоих нас; В обоих сердца жар угас; Обоих ожидала злоба Слепой Фортуны и людей На самом утре наших дней. XLVI Кто жил и мыслил, тот не может В душе не презирать людей; Кто чувствовал, того тревожит Призрак невозвратимых дней: Тому уж нет очарований, Того змия воспоминаний, Того раскаянье грызёт. Всё это часто придаёт Большую прелесть разговору. Сперва Онегина язык Меня смущал; но я привык К его язвительному спору, И к шутке, с жёлчью пополам, И злости мрачных эпиграмм. Как в лес зелёный из тюрьмы Перенесён колодник сонный, Так уносились мы мечтой К началу жизни молодой.
Всё было тихо; лишь ночные Перекликались часовые, Да дрожек отдалённый стук С Мильонной раздавался вдруг; Лишь лодка, вёслами махая, Плыла по дремлющей реке: И нас пленяли вдалеке Рожок и песня удалая… Но слаще, средь ночных забав, Напев Торкватовых октав! Он свят для внуков Аполлона; По гордой лире Альбиона Он мне знаком, он мне родной. Ночей Италии златой Я негой наслажусь на воле, С венецианкою младой, То говорливой, то немой, Плывя в таинственной гондоле; С ней обретут уста мои Язык Петрарки и любви. L Придёт ли час моей свободы? Пора, пора! Под ризой бурь, с волнами споря, По вольному распутью моря Когда ж начну я вольный бег? Пора покинуть скучный брег Мне неприязненной стихии И средь полуденных зыбей, Под небом Африки моей 11 , Вздыхать о сумрачной России, Где я страдал, где я любил, Где сердце я похоронил. LI Онегин был готов со мною Увидеть чуждые страны; Но скоро были мы судьбою На долгой срок разведены. Отец его тогда скончался. Перед Онегиным собрался Заимодавцев жадный полк.
У каждого свой ум и толк: Евгений, тяжбы ненавидя, Довольный жребием своим, Наследство предоставил им, Большой потери в том не видя Иль предузнав издалека Кончину дяди старика. Прочтя печальное посланье, Евгений тотчас на свиданье Стремглав по почте поскакал И уж заранее зевал, Приготовляясь, денег ради, На вздохи, скуку и обман И тем я начал мой роман ; Но, прилетев в деревню дяди, Его нашёл уж на столе, Как дань готовую земле. Покойника похоронили. Попы и гости ели, пили И после важно разошлись, Как будто делом занялись. Вот наш Онегин - сельский житель, Заводов, вод, лесов, земель Хозяин полный, а досель Порядка враг и расточитель, И очень рад, что прежний путь Переменил на что-нибудь. LIV Два дня ему казались новы Уединённые поля, Прохлада сумрачной дубровы, Журчанье тихого ручья; На третий роща, холм и поле Его не занимали боле; Потом уж наводили сон; Потом увидел ясно он, Что и в деревне скука та же, Хоть нет ни улиц, ни дворцов, Ни карт, ни балов, ни стихов. Хандра ждала его на страже, И бегала за ним она, Как тень иль верная жена. LV Я был рождён для жизни мирной, Для деревенской тишины; В глуши звучнее голос лирный, Живее творческие сны. Досугам посвятясь невинным, Брожу над озером пустынным, И far nientе мой закон. Я каждым утром пробуждён Для сладкой неги и свободы: Читаю мало, долго сплю, Летучей славы не ловлю.
Не так ли я в былые годы Провёл в бездействии, в тени Мои счастливейшие дни? LVI Цветы, любовь, деревня, праздность, Поля! Всегда я рад заметить разность Между Онегиным и мной, Чтобы насмешливый читатель Или какой-нибудь издатель Замысловатой клеветы, Сличая здесь мои черты, Не повторял потом безбожно, Что намарал я свой портрет, Как Байрон, гордости поэт, Как будто нам уж невозможно Писать поэмы о другом, Как только о себе самом. Бывало, милые предметы Мне снились, и душа моя Их образ тайный сохранила; Их после муза оживила: Так я, беспечен, воспевал И деву гор, мой идеал, И пленниц берегов Салгира. Теперь от вас, мои друзья, Вопрос нередко слышу я: «О ком твоя вздыхает лира? Кому, в толпе ревнивых дев, Ты посвятил её напев? Кого твой стих боготворил? Любви безумную тревогу Я безотрадно испытал. Блажен, кто с нею сочетал Горячку рифм: он тем удвоил Поэзии священный бред, Петрарке шествуя вослед, А муки сердца успокоил, Поймал и славу между тем; Но я, любя, был глуп и нем. LIX Прошла любовь, явилась муза, И прояснился тёмный ум.
Свободен, вновь ищу союза Волшебных звуков, чувств и дум; Пишу, и сердце не тоскует, Перо, забывшись, не рисует, Близ неоконченных стихов, Ни женских ножек, ни голов; Погасший пепел уж не вспыхнет, Я всё грущу; но слёз уж нет, И скоро, скоро бури след В душе моей совсем утихнет: Тогда-то я начну писать Поэму песен в двадцать пять. LX Я думал уж о форме плана И как героя назову; Покамест моего романа Я кончил первую главу; Пересмотрел всё это строго: Противоречий очень много, Но их исправить не хочу. Цензуре долг свой заплачу И журналистам на съеденье Плоды трудов моих отдам: Иди же к невским берегам, Новорождённое творенье, И заслужи мне славы дань: Кривые толки, шум и брань! О Русь! I Деревня, где скучал Евгений, Была прелестный уголок; Там друг невинных наслаждений Благословить бы небо мог. Господский дом уединённый, Горой от ветров ограждённый, Стоял над речкою. Вдали Пред ним пестрели и цвели Луга и нивы золотые, Мелькали селы; здесь и там Стада бродили по лугам, И сени расширял густые Огромный, запущенный сад, Приют задумчивых дриад. II Почтенный замок был построен, Как замки строиться должны: Отменно прочен и спокоен Во вкусе умной старины. Везде высокие покои, В гостиной штофные обои, Царей портреты на стенах, И печи в пёстрых изразцах. Всё это ныне обветшало, Не знаю, право, почему; Да, впрочем, другу моему В том нужды было очень мало, Затем, что он равно зевал Средь модных и старинных зал.
Всё было просто: пол дубовый, Два шкафа, стол, диван пуховый, Нигде ни пятнышка чернил. Онегин шкафы отворил; В одном нашёл тетрадь расхода, В другом наливок целый строй, Кувшины с яблочной водой И календарь осьмого года: Старик, имея много дел, В иные книги не глядел. В своей глуши мудрец пустынный, Ярем он барщины старинной Оброком лёгким заменил; И раб судьбу благословил. Зато в углу своём надулся, Увидя в этом страшный вред, Его расчётливый сосед; Другой лукаво улыбнулся, И в голос все решили так, Что он опаснейший чудак. V Сначала все к нему езжали; Но так как с заднего крыльца Обыкновенно подавали Ему донского жеребца, Лишь только вдоль большой дороги Заслышат их домашни дроги, - Поступком оскорбясь таким, Все дружбу прекратили с ним. Таков был общий глас. VI В свою деревню в ту же пору Помещик новый прискакал И столь же строгому разбору В соседстве повод подавал: По имени Владимир Ленской, С душою прямо геттингенской, Красавец, в полном цвете лет, Поклонник Канта и поэт. Он из Германии туманной Привёз учёности плоды: Вольнолюбивые мечты, Дух пылкий и довольно странный, Всегда восторженную речь И кудри чёрные до плеч. VII От хладного разврата света Ещё увянуть не успев, Его душа была согрета Приветом друга, лаской дев; Он сердцем милый был невежда, Его лелеяла надежда, И мира новый блеск и шум Ещё пленяли юный ум. Он забавлял мечтою сладкой Сомненья сердца своего; Цель жизни нашей для него Была заманчивой загадкой, Над ней он голову ломал И чудеса подозревал.
VIII Он верил, что душа родная Соединиться с ним должна, Что, безотрадно изнывая, Его вседневно ждёт она; Он верил, что друзья готовы За честь его приять оковы И что не дрогнет их рука Разбить сосуд клеветника; Что есть избранные судьбами, Людей священные друзья; Что их бессмертная семья Неотразимыми лучами Когда-нибудь нас озарит И мир блаженством одарит. IX Негодованье, сожаленье, Ко благу чистая любовь И славы сладкое мученье В нём рано волновали кровь. Он с лирой странствовал на свете; Под небом Шиллера и Гете Их поэтическим огнём Душа воспламенилась в нём; И муз возвышенных искусства, Счастливец, он не постыдил: Он в песнях гордо сохранил Всегда возвышенные чувства, Порывы девственной мечты И прелесть важной простоты. X Он пел любовь, любви послушный, И песнь его была ясна, Как мысли девы простодушной, Как сон младенца, как луна В пустынях неба безмятежных, Богиня тайн и вздохов нежных. Он пел разлуку и печаль, И нечто, и туманну даль, И романтические розы; Он пел те дальные страны, Где долго в лоно тишины Лились его живые слезы; Он пел поблеклый жизни цвет Без малого в осьмнадцать лет. Их разговор благоразумный О сенокосе, о вине, О псарне, о своей родне, Конечно, не блистал ни чувством, Ни поэтическим огнём, Ни остротою, ни умом, Ни общежития искусством; Но разговор их милых жён Гораздо меньше был умён. Они сошлись. Волна и камень, Стихи и проза, лёд и пламень Не столь различны меж собой. Сперва взаимной разнотой Они друг другу были скучны; Потом понравились; потом Съезжались каждый день верхом И скоро стали неразлучны. Так люди первый каюсь я От делать нечего друзья.
XIV Но дружбы нет и той меж нами. Все предрассудки истребя, Мы почитаем всех нулями, А единицами - себя. Мы все глядим в Наполеоны; Двуногих тварей миллионы Для нас орудие одно; Нам чувство дико и смешно. Сноснее многих был Евгений; Хоть он людей, конечно, знал И вообще их презирал, - Но правил нет без исключений Иных он очень отличал И вчуже чувство уважал. XV Он слушал Ленского с улыбкой. Поэта пылкий разговор, И ум, ещё в сужденьях зыбкой, И вечно вдохновенный взор, - Онегину всё было ново; Он охладительное слово В устах старался удержать И думал: глупо мне мешать Его минутному блаженству; И без меня пора придёт; Пускай покамест он живёт Да верит мира совершенству; Простим горячке юных лет И юный жар и юный бред. XVI Меж ими всё рождало споры И к размышлению влекло: Племён минувших договоры, Плоды наук, добро и зло, И предрассудки вековые, И гроба тайны роковые, Судьба и жизнь в свою чреду, Всё подвергалось их суду. Поэт в жару своих суждений Читал, забывшись, между тем Отрывки северных поэм, И снисходительный Евгений, Хоть их не много понимал, Прилежно юноше внимал. Ушед от их мятежной власти, Онегин говорил об них С невольным вздохом сожаленья: Блажен, кто ведал их волненья И наконец от них отстал; Блаженней тот, кто их не знал, Кто охлаждал любовь - разлукой, Вражду - злословием; порой Зевал с друзьями и с женой, Ревнивой не тревожась мукой, И дедов верный капитал Коварной двойке не вверял. XVIII Когда прибегнем мы под знамя Благоразумной тишины, Когда страстей угаснет пламя, И нам становятся смешны Их своевольство иль порывы И запоздалые отзывы, - Смиренные не без труда, Мы любим слушать иногда Страстей чужих язык мятежный, И нам он сердце шевелит.
Так точно старый инвалид Охотно клонит слух прилежный Рассказам юных усачей, Забытый в хижине своей. XIX Зато и пламенная младость Не может ничего скрывать. Вражду, любовь, печаль и радость Она готова разболтать. В любви считаясь инвалидом, Онегин слушал с важным видом, Как, сердца исповедь любя, Поэт высказывал себя; Свою доверчивую совесть Он простодушно обнажал. Евгений без труда узнал Его любви младую повесть, Обильный чувствами рассказ, Давно не новыми для нас. XX Ах, он любил, как в наши лета Уже не любят; как одна Безумная душа поэта Ещё любить осуждена: Всегда, везде одно мечтанье, Одно привычное желанье, Одна привычная печаль. Ни охлаждающая даль, Ни долгие лета разлуки, Ни музам данные часы, Ни чужеземные красы, Ни шум веселий, ни науки Души не изменили в нём, Согретой девственным огнём. XXI Чуть отрок, Ольгою пленённый, Сердечных мук ещё не знав, Он был свидетель умилённый Её младенческих забав; В тени хранительной дубравы Он разделял её забавы, И детям прочили венцы Друзья-соседы, их отцы. В глуши, под сению смиренной, Невинной прелести полна, В глазах родителей, она Цвела, как ландыш потаенный, Незнаемый в траве глухой Ни мотыльками, ни пчелой. Простите, игры золотые!
Он рощи полюбил густые, Уединенье, тишину, И ночь, и звёзды, и луну, Луну, небесную лампаду, Которой посвящали мы Прогулки средь вечерней тьмы, И слёзы, тайных мук отраду… Но нынче видим только в ней Замену тусклых фонарей. XXIII Всегда скромна, всегда послушна, Всегда как утро весела, Как жизнь поэта простодушна, Как поцелуй любви мила; Глаза, как небо, голубые, Улыбка, локоны льняные, Движенья, голос, лёгкий стан, Всё в Ольге… но любой роман Возьмите и найдёте верно Её портрет: он очень мил, Я прежде сам его любил, Но надоел он мне безмерно. Позвольте мне, читатель мой, Заняться старшею сестрой. И что ж? Мы все должны Признаться: вкусу очень мало У нас и в наших именах Не говорим уж о стихах ; Нам просвещенье не пристало, И нам досталось от него Жеманство, - больше ничего. XXV Итак, она звалась Татьяной. Ни красотой сестры своей, Ни свежестью её румяной Не привлекла б она очей. Дика, печальна, молчалива, Как лань лесная боязлива, Она в семье своей родной Казалась девочкой чужой. Она ласкаться не умела К отцу, ни к матери своей; Дитя сама, в толпе детей Играть и прыгать не хотела И часто целый день одна Сидела молча у окна. Её изнеженные пальцы Не знали игл; склонясь на пяльцы, Узором шёлковым она Не оживляла полотна.
Охоты властвовать примета, С послушной куклою дитя Приготовляется шутя К приличию - закону света, И важно повторяет ей Уроки маменьки своей. И были детские проказы Ей чужды: страшные рассказы Зимою в темноте ночей Пленяли больше сердце ей. Когда же няня собирала Для Ольги на широкий луг Всех маленьких её подруг, Она в горелки не играла, Ей скучен был и звонкий смех, И шум их ветреных утех. Зимой, когда ночная тень Полмиром доле обладает, И доле в праздной тишине, При отуманенной луне, Восток ленивый почивает, В привычный час пробуждена Вставала при свечах она. Отец её был добрый малый, В прошедшем веке запоздалый; Но в книгах не видал вреда; Он, не читая никогда, Их почитал пустой игрушкой И не заботился о том, Какой у дочки тайный том Дремал до утра под подушкой. Жена ж его была сама От Ричардсона без ума. В то время был ещё жених Её супруг, но по неволе; Она вздыхала по другом, Который сердцем и умом Ей нравился гораздо боле: Сей Грандисон был славный франт, Игрок и гвардии сержант. И, чтоб её рассеять горе, Разумный муж уехал вскоре В свою деревню, где она, Бог знает кем окружена, Рвалась и плакала сначала, С супругом чуть не развелась; Потом хозяйством занялась, Привыкла и довольна стала. Привычка свыше нам дана: Замена счастию она 15. Она езжала по работам, Солила на зиму грибы, Вела расходы, брила лбы, Ходила в баню по субботам, Служанок била осердясь - Всё это мужа не спросясь.
XXXIV Но муж любил её сердечно, В её затеи не входил, Во всем ей веровал беспечно, А сам в халате ел и пил; Покойно жизнь его катилась; Под вечер иногда сходилась Соседей добрая семья, Нецеремонные друзья, И потужить, и позлословить, И посмеяться кой о чем. Проходит время; между тем Прикажут Ольге чай готовить, Там ужин, там и спать пора, И гости едут со двора. XXXV Они хранили в жизни мирной Привычки милой старины; У них на масленице жирной Водились русские блины; Два раза в год они говели; Любили круглые качели, Подблюдны песни, хоровод; В день Троицын, когда народ, Зевая, слушает молебен, Умильно на пучок зари Они роняли слёзки три; Им квас как воздух был потребен, И за столом у них гостям Носили блюды по чинам. И отворились наконец Перед супругом двери гроба, И новый он приял венец. Он умер в час перед обедом, Оплаканный своим соседом, Детьми и верною женой Чистосердечней, чем иной. Он был простой и добрый барин, И там, где прах его лежит, Надгробный памятник гласит: Смиренный грешник, Дмитрий Ларин, Господний раб и бригадир, Под камнем сим вкушает мир. Как часто в детстве я играл Его Очаковской медалью! Он Ольгу прочил за меня, Он говорил: дождусь ли дня?.. Придёт, придёт и наше время, И наши внуки в добрый час Из мира вытеснят и нас! Её ничтожность разумею И мало к ней привязан я; Для призраков закрыл я вежды; Но отдалённые надежды Тревожат сердце иногда: Без неприметного следа Мне было б грустно мир оставить.
Живу, пишу не для похвал; Но я бы, кажется, желал Печальный жребий свой прославить, Чтоб обо мне, как верный друг, Напомнил хоть единый звук. XL И чьё-нибудь он сердце тронет; И, сохранённая судьбой, Быть может, в Лете не потонет Строфа, слагаемая мной; Быть может лестная надежда! Прими ж мои благодаренья, Поклонник мирных аонид, О ты, чья память сохранит Мои летучие творенья, Чья благосклонная рука Потреплет лавры старика! I «Куда? Уж эти мне поэты! Отселе вижу, что такое: Во-первых слушай, прав ли я? Да полно, милый, ради бога. Ну что ж? Ах, слушай, Ленский; да нельзя ль Увидеть мне Филлиду эту, Предмет и мыслей, и пера, И слёз, и рифм et cetera?.. Представь меня».
Они с охотой примут нас. III Поедем. Обряд известный угощенья: Несут на блюдечках варенья, На столик ставят вощаной Кувшин с брусничною водой. IV Они дорогой самой краткой Домой летят во весь опор 17. Теперь подслушаем украдкой Героев наших разговор: - Ну что ж, Онегин? Однако в поле уж темно; Скорей! Какие глупые места! А кстати: Ларина проста, Но очень милая старушка; Боюсь: брусничная вода Мне не наделала б вреда. V Скажи: которая Татьяна? В чертах у Ольги жизни нет.
Точь-в-точь в Вандиковой Мадоне: Кругла, красна лицом она, Как эта глупая луна На этом глупом небосклоне». Владимир сухо отвечал И после во весь путь молчал. Пошла догадка за догадкой. Все стали толковать украдкой, Шутить, судить не без греха, Татьяне прочить жениха; Иные даже утверждали, Что свадьба слажена совсем, Но остановлена затем, Что модных колец не достали. О свадьбе Ленского давно У них уж было решено. VII Татьяна слушала с досадой Такие сплетни; но тайком С неизъяснимою отрадой Невольно думала о том; И в сердце дума заронилась; Пора пришла, она влюбилась. Так в землю падшее зерно Весны огнём оживлено. Докучны ей И звуки ласковых речей, И взор заботливой прислуги. В уныние погружена, Гостей не слушает она И проклинает их досуги, Их неожиданный приезд И продолжительный присест. IX Теперь с каким она вниманьем Читает сладостный роман, С каким живым очарованьем Пьёт обольстительный обман!
X Воображаясь героиней Своих возлюбленных творцов, Кларисой, Юлией, Дельфиной, Татьяна в тишине лесов Одна с опасной книгой бродит, Она в ней ищет и находит Свой тайный жар, свои мечты, Плоды сердечной полноты, Вздыхает и, себе присвоя Чужой восторг, чужую грусть, В забвенье шепчет наизусть Письмо для милого героя… Но наш герой, кто б ни был он, Уж верно был не Грандисон. XI Свой слог на важный лад настроя, Бывало, пламенный творец Являл нам своего героя Как совершенства образец. Он одарял предмет любимый, Всегда неправедно гонимый, Душой чувствительной, умом И привлекательным лицом. Питая жар чистейшей страсти, Всегда восторженный герой Готов был жертвовать собой, И при конце последней части Всегда наказан был порок, Добру достойный был венок. Лорд Байрон прихотью удачной Облек в унылый романтизм И безнадежный эгоизм. XIII Друзья мои, что ж толку в этом? Быть может, волею небес, Я перестану быть поэтом, В меня вселится новый бес, И, Фебовы презрев угрозы, Унижусь до смиренной прозы; Тогда роман на старый лад Займёт весёлый мой закат. Не муки тайные злодейства Я грозно в нём изображу, Но просто вам перескажу Преданья русского семейства, Любви пленительные сны Да нравы нашей старины. XIV Перескажу простые речи Отца иль дяди-старика, Детей условленные встречи У старых лип, у ручейка; Несчастной ревности мученья, Разлуку, слёзы примиренья, Поссорю вновь, и наконец Я поведу их под венец… Я вспомню речи неги страстной, Слова тоскующей любви, Которые в минувши дни У ног любовницы прекрасной Мне приходили на язык, От коих я теперь отвык. XV Татьяна, милая Татьяна!
С тобой теперь я слёзы лью; Ты в руки модного тирана Уж отдала судьбу свою. Погибнешь, милая; но прежде Ты в ослепительной надежде Блаженство тёмное зовёшь, Ты негу жизни узнаёшь, Ты пьёшь волшебный яд желаний, Тебя преследуют мечты: Везде воображаешь ты Приюты счастливых свиданий; Везде, везде перед тобой Твой искуситель роковой. Приподнялася грудь, ланиты Мгновенным пламенем покрыты, Дыханье замерло в устах, И в слухе шум, и блеск в очах… Настанет ночь; луна обходит Дозором дальный свод небес, И соловей во мгле древес Напевы звучные заводит. Открой окно да сядь ко мне». Я, бывало, Хранила в памяти не мало Старинных былей, небылиц Про злых духов и про девиц; А нынче всё мне тёмно, Таня: Что знала, то забыла. Да, Пришла худая череда! Зашибло… - «Расскажи мне, няня, Про ваши старые года: Была ты влюблена тогда? В эти лета Мы не слыхали про любовь; А то бы согнала со света Меня покойница свекровь. Мой Ваня Моложе был меня, мой свет, А было мне тринадцать лет. Недели две ходила сваха К моей родне, и наконец Благословил меня отец.
Я горько плакала со страха, Мне с плачем косу расплели Да с пеньем в церковь повели. Чего ты хочешь, попроси… Дай окроплю святой водою, Ты вся горишь… - «Я не больна: Я… знаешь, няня… влюблена». XX «Я влюблена», - шептала снова Старушке с горестью она. И между тем луна сияла И томным светом озаряла Татьяны бледные красы, И распущенные власы, И капли слёз, и на скамейке Пред героиней молодой, С платком на голове седой, Старушку в длинной телогрейке; И всё дремало в тишине При вдохновительной луне. Дай, няня, мне перо, бумагу, Да стол подвинь; я скоро лягу; Прости». И вот она одна. Всё тихо. Светит ей луна. Письмо готово, сложено… Татьяна! XXII Я знал красавиц недоступных, Холодных, чистых, как зима, Неумолимых, неподкупных, Непостижимых для ума; Дивился я их спеси модной, Их добродетели природной, И, признаюсь, от них бежал, И, мнится, с ужасом читал Над их бровями надпись ада: Оставь надежду навсегда 20.
Внушать любовь для них беда, Пугать людей для них отрада. Быть может, на брегах Невы Подобных дам видали вы. И что ж нашёл я с изумленьем? Они, суровым повеленьем Пугая робкую любовь, Её привлечь умели вновь По крайней мере сожаленьем, По крайней мере звук речей Казался иногда нежней, И с легковерным ослепленьем Опять любовник молодой Бежал за милой суетой. За то ль, что в милой простоте Она не ведает обмана И верит избранной мечте? За то ль, что любит без искусства, Послушная влеченью чувства, Что так доверчива она, Что от небес одарена Воображением мятежным, Умом и волею живой, И своенравной головой, И сердцем пламенным и нежным? Ужели не простите ей Вы легкомыслия страстей? Не говорит она: отложим - Любви мы цену тем умножим, Вернее в сети заведём; Сперва тщеславие кольнём Надеждой, там недоуменьем Измучим сердце, а потом Ревнивым оживим огнём; А то, скучая наслажденьем, Невольник хитрый из оков Всечасно вырваться готов. Она по-русски плохо знала, Журналов наших не читала И выражалася с трудом На языке своём родном, Итак, писала по-французски… Что делать! Право, страх!
Могу ли их себе представить С «Благонамеренным» 21 в руках! Я шлюсь на вас, мои поэты; Не правда ль: милые предметы, Которым, за свои грехи, Писали втайне вы стихи, Которым сердце посвящали, Не все ли, русским языком Владея слабо и с трудом, Его так мило искажали, И в их устах язык чужой Не обратился ли в родной? Как уст румяных без улыбки, Без грамматической ошибки Я русской речи не люблю. Быть может, на беду мою, Красавиц новых поколенье, Журналов вняв молящий глас, К грамматике приучит нас; Стихи введут в употребленье; Но я… какое дело мне? Я верен буду старине. Но полно. Мне пора заняться Письмом красавицы моей; Я слово дал, и что ж? Я знаю: нежного Парни Перо не в моде в наши дни. XXX Певец Пиров и грусти томной 22 , Когда б ещё ты был со мной, Я стал бы просьбою нескромной Тебя тревожить, милый мой: Чтоб на волшебные напевы Переложил ты страстной девы Иноплеменные слова. Где ты?
Кто ей внушал и эту нежность, И слов любезную небрежность? Кто ей внушал умильный вздор, Безумный сердца разговор, И увлекательный и вредный? Я не могу понять. Что я могу ещё сказать? Теперь, я знаю, в вашей воле Меня презреньем наказать. Но вы, к моей несчастной доле Хоть каплю жалости храня, Вы не оставите меня. Сначала я молчать хотела; Поверьте: моего стыда Вы не узнали б никогда, Когда б надежду я имела Хоть редко, хоть в неделю раз В деревне нашей видеть вас, Чтоб только слышать ваши речи, Вам слово молвить, и потом Всё думать, думать об одном И день и ночь до новой встречи. Но, говорят, вы нелюдим; В глуши, в деревне всё вам скучно, А мы… ничем мы не блестим, Хоть вам и рады простодушно. Зачем вы посетили нас? В глуши забытого селенья Я никогда не знала б вас, Не знала б горького мученья.
Души неопытной волненья Смирив со временем как знать? Нет, никому на свете Не отдала бы сердца я! То в вышнем суждено совете… То воля неба: я твоя; Вся жизнь моя была залогом Свиданья верного с тобой; Я знаю, ты мне послан богом, До гроба ты хранитель мой… Ты в сновиденьях мне являлся Незримый, ты мне был уж мил, Твой чудный взгляд меня томил, В душе твой голос раздавался Давно… нет, это был не сон! Ты чуть вошёл, я вмиг узнала, Вся обомлела, запылала И в мыслях молвила: вот он! Не правда ль? И в это самое мгновенье Не ты ли, милое виденье, В прозрачной темноте мелькнул, Приникнул тихо к изголовью? Не ты ль, с отрадой и любовью, Слова надежды мне шепнул? Кто ты, мой ангел ли хранитель, Или коварный искуситель: Мои сомненья разреши. Быть может, это всё пустое, Обман неопытной души! И суждено совсем иное… Но так и быть!
Судьбу мою Отныне я тебе вручаю, Перед тобою слёзы лью, Твоей защиты умоляю… Вообрази: я здесь одна, Никто меня не понимает, Рассудок мой изнемогает, И молча гибнуть я должна. Я жду тебя: единым взором Надежды сердца оживи Иль сон тяжёлый перерви, Увы, заслуженным укором! К плечу головушкой склонилась, Сорочка лёгкая спустилась С её прелестного плеча… Но вот уж лунного луча Сиянье гаснет. Там долина Сквозь пар яснеет. Там поток Засеребрился; там рожок Пастуший будит селянина. Вот утро: встали все давно, Моей Татьяне всё равно. Но, дверь тихонько отпирая, Уж ей Филипьевна седая Приносит на подносе чай. О пташка ранняя моя! Вечор уж как боялась я! Да, слава богу, ты здорова!
Тоски ночной и следу нет, Лицо твоё как маков цвет». Я нынче стала бестолкова. Кругом соседей много есть; Куда мне их и перечесть». XXXV - Как недогадлива ты, няня! Что нужды мне в твоём уме? Ты видишь, дело о письме К Онегину. Не гневайся, душа моя, Ты знаешь, непонятна я… Да что ж ты снова побледнела? Пошли же внука своего. Другой настал: всё нет как нет. Бледна, как тень, с утра одета, Татьяна ждёт: когда ж ответ?
Приехал Ольгин обожатель. Татьяна, вспыхнув, задрожала. Разлитый Ольгиной рукою, По чашкам тёмною струею Уже душистый чай бежал, И сливки мальчик подавал; Татьяна пред окном стояла, На стёкла хладные дыша, Задумавшись, моя душа, Прелестным пальчиком писала На отуманенном стекле Заветный вензель О да Е.
Отрывки из романа «Евгений Онегин»
| В тот год осенняя погода… (отрывок из «Евгения Онегина») | Стояла долго на дворе, Зимы ждала, ждала природа. Снег выпал только в январе. На третье в ночь. |
| Отрывок из "Онегина" - В тот год осенняя погода - А.Пушкин ~ Поэзия (Стихи известных поэтов) | Глава пятая[ i ], роман в стихах «Евгений Онегин» (1831 г.) русского поэта Пушкина Александра Сергеевича (1799 – 1837). |
В тот год осенняя погода — Александр Пушкин
(Отрывок из романа «Евгений Онегин») В тот год осенняя погода Стояла долго на дворе, Зимы ждала, ждала природа. Снег выпал только в январе На третье в ночь. В тот год осенняя погода Стояла долго на дворе, Зимы ждала, ждала природа. Снег выпал только в январе На третье в ночь. В тот год осенняя погода Стояла долго на дворе, Зимы ждала, ждала природа. Снег выпал только в январе (Отрывок из романа «Евгений Онегин, глава 5, строфы I и II). Осень очень быстро сменяется зимой. Зимы ждала, ждала природа. Снег выпал только в январе. На третье в ночь. Роман в стихах великого поэта Александра Пушкина. Написанное в 1820-х – 1830-х годах и публиковавшееся постепенно, по главам, произведение стало одним из важнейших событий той поры.
Тайны "ЕО"
| Читаем и разбираем "Евгения Онегина". Глава V Часть 1: id77 — LiveJournal | Александр Сергеевич Пушкин — Евгений Онегин (роман) — Мой дядя самых честных правил, Когда не в шутку занемог, Он уважать себя заставил. |
| Идет волшебница-зима. Стихи Пушкина про зиму для детей | А в пятой главе Евгения Онегина снег выпал в ночь на 15 января по новому стилю. Вот это было потепление! В тот год осенняя погода Стояла долго на дворе, Зимы ждала, ждала природа. Снег выпал только в январе На третье в ночь. |
Евгений Онегин и климат
Александр Сергеевич Пушкин (1799 – 1837). Евгений Онегин роман в стихах. Веселый изливают свет. И радуги на снег наводят; Усеян плошками кругом, Блестит великолепный дом. Деревья в зимнем серебре. В тот год осеняя погода Стояла долго на дворе. Зимы ждала, ждала природа, Снег выпал только в январе, На третье в ночь. В романе Александра Сергеевича Пушкина «Евгений Онегин» есть следующие строки, посвященные зиме.
Александр Пушкин, роман в стихах «Евгений Онегин»
Он говорит: «Мой конь лихой, Мой верный конь! Скорей, скорей!.. Во мгле между столпов На перекладине дубовой Под ним промчаться был готов, Но борзый конь под плетью бьется, Храпит, и фыркает, и рвется Назад. Чего боишься? Что с тобой? Не мы ли здесь вчера скакали, Не мы ли яростно топтали, Усердной местию горя, Не их ли кровию омыты Твои булатные копыты! Теперь ужель их не узнал? Мой борзый конь, мой конь удалый, Несись, лети!..
Что делать нам в деревне Зима.
Не потому ль, что в высшем свете Теперь являться я должна; Что я богата и знатна, Что муж в сраженьях изувечен, Что нас за то ласкает двор? Не потому ль, что мой позор Теперь бы всеми был замечен, И мог бы в обществе принесть Вам соблазнительную честь? Я плачу… если вашей Тани Вы не забыли до сих пор, То знайте: колкость вашей брани, Холодный, строгий разговор, Когда б в моей лишь было власти, Я предпочла б обидной страсти И этим письмам и слезам. К моим младенческим мечтам Тогда имели вы хоть жалость, Хоть уважение к летам… А нынче!
Как с вашим сердцем и умом Быть чувства мелкого рабом?
Проснувшись рано, В окно увидела Татьяна Поутру побелевший...
Что делать нам в деревне Зима. Что делать нам в деревне?
Я встречаю Слугу, несущего мне утром чашку чаю, Вопросами: тепло ль? Пороша есть иль нет? Мы встаем, и тотчас на коня, И рысью по полю при первом свете дня; Арапники в руках, собаки вслед за нами; Глядим на бледный снег прилежными глазами; Кружимся, рыскаем и поздней уж порой, Двух зайцев протравив, являемся домой.
Александр Пушкин, роман в стихах «Евгений Онегин»
В тот год осенняя погода Стояла долго на дворе, Зимы ждала, ждала природа, Снег выпал только в январе, На третье в ночь. Стихи А.С. Пушкина о зиме. Представлены лучшие стихотворения Александра Сергеевича Пушкина, посвященные теме русской зимы. Пушкин пишет, что вся природа ждала наступления зимы. Он дважды повторяет слово «ждала», чтобы усилить ощущение этого нетерпения. Природа словно истомилась под гнетом угрюмой осени, но «снег выпал только в январе». В тот год осенняя погода Стояла долго на дворе, Зимы ждала, ждала природа. Снег выпал только в январе На третье в ночь. Мне и самому стало интересно, соответствует ли действительности описание экстремально позднего наступления зимы в этой главе. "Зимы ждала, ждала природа, Снег выпал только в январе. На третье в ночь " , "Евгений Онегин". И при Пушкине бывало, Что природу заставляла. Снега ждать до января. Леность старого Мороза. В тот год осенняя погода Стояла долго на дворе, Зимы ждала, ждала природа. Снег выпал только в январе На третье в ночь.
«В тот год осенняя погода…» А. Пушкин
В тот год осенняя погода Стояла долго на дворе, Зимы ждала, ждала природа. Снег выпал только в январе На третье в ночь. Мне и самому стало интересно, соответствует ли действительности описание экстремально позднего наступления зимы в этой главе. А.С. Пушкин Евгений Онегин, глава 5 I. В тот год осенняя погода Стояла долго на дворе, Зимы ждала, ждала природа. Снег выпал только в январе На третье в ночь. Проснувшись рано, В окно увидела Татьяна Поутру побелевший двор, Куртины, кровли и забор, На стеклах легкие. Здесь вы можете слушать онлайн стихотворение "В тот год осенняя погода" из романа "Евгений Онегин", где рассказывается об ожидании природой зимы, которая пришла только третьего января.
Стихи и стихотворения про зиму поэта Александра Пушкина
Стояла долго на дворе, Зимы ждала, ждала природа. Снег выпал только в январе. На третье в ночь. Проснувшись рано. Глава пятая[ i ], роман в стихах «Евгений Онегин» (1831 г.) русского поэта Пушкина Александра Сергеевича (1799 – 1837). "Светлана" считалась образцом романтического фольклоризма, отсюда понятно и направление V главы и кто по мнению автора, будет главным персонажем. В тот год осенняя погода Стояла долго на дворе, Зимы ждала, ждала природа. Снег выпал только в январе На третье в ночь. Крестьянин, торжествуя. В тот год осенняя погода Стояла долго на дворе, Зимы ждала, ждала природа. Снег выпал только в январе На третье в ночь.